кормила черную мартовцу своей желтой грудкой. И когда Виктория посмотрела на него, ее подбородок теперь покоился на коричневой голове Снуо, мягкая волна аромата поднялась к нему. Он опустился на колени, обнял ее и собаку, собрав их обоих в объятия. Когда его губы встретились с ней и прильнули к ним, ее парфюм и запах запаха собаки наполнили его ноздри, сжигая афродизиак в его мозг.
Виктория осторожно освободилась и поднялась на ноги, все еще кормила Снуо и смеялась, подталкивая его к лицу Кэрнса.
«Поцелуй его, – сказала она, – здесь нет никакой пользы».
Кэрнс повиновался, затем взял Пу и сел на диван.
«Это мило с твоей стороны, Том, – сказала Виктория. «Они являются неразлучников.
«Я рад, что они вам нравятся; это Пу, я держусь, твой – Снуо.
«Странные имена, – сказала Виктория.
«Китайцы по словам дилера, – сказал Кэрнс, – но я не притворяюсь, что понимаю, что они означают».
«Ничего, – сказала Виктория, – они любовники, и ты тоже, Том.
Кэрнс молча посмотрела на нее, на ее полную фигуру и улыбающиеся глаза. Он был счастливым нищим, чертовски счастливым нищим.
«И для чего это взятка?» она спросила.
‘О ничего. Знаете, вы хотели бы их, зверские нравы и игра как мыши. Женские собаки, вы знаете.
«Обобщая снова, Том. Кроме того, я ненавижу мышей.
Кэрнс прижала ее к себе на кушетку. Все в этой женщине интересовало и стимулировало его. Она всегда была свежей, всегда молодой. Прикосновение ее руки, запах ее волос, ощущение юбок, обматывающих его лодыжки, все это было волшебством; каждое ее маленькое действие было захватом. Каждый раз, когда он отражал свое лицо в глазах и видел, как веки медленно скрывались и раскрывали их,
