как и в наших собственных; но минутное описание его как «lavorato alla morisco sottilissimamente» [52] предложило поэтической фантазии Shakspeare один из самых изысканных и характерных проходов во всей игре. Отелло делает бедного Дездемона верным, что носовой платок был талисманом.
В Интернете есть волшебство. Сивилла, которая пронумеровала в мире. Солнце сотнело двухсот компасов. В ее пророческой ярости сшила работу: Черви были освящены, что породило шелк, И он был окрашен в мумию, которую умело консерватировал сердец девиц.
Дездемона.
В самом деле! Это правда?
Отелло.
Самое главное, поэтому смотри, хорошо.
Дездемона.
Тогда было бы на небесах, которых я никогда не видел!
Отелло.
Ха! для чего!
Дездемона.
Почему вы так начинаете и опрометчивы?
Отелло.
Не потеряно, – Не ушли? Говорите, это в порядке?
Дездемона.
Небеса благословит нас!
Отелло.
Скажи?
Дездемона.
Это не потеряно, но что это такое?
Отелло.
Ха!
Дездемона.
Я говорю, что это не потеряно.
Отелло.
Принеси его, дай мне посмотреть.
Дездемона.
Почему я могу, сэр, но я не буду сейчас, и т. Д.
Дездемона, чья мягкая доверчивость, чей поворот для чудесного, чье восприимчивое воображение сначала направило ее мысли и привязанность к Отелло, – это именно